Теперь пришла расплата. И вот сейчас там, в километре отсюда, обсуждают ее дочь, которой, может статься («Нет, Великая Мать, только не это!!!») уже нет в живых!
А она, вместо того, чтобы явиться туда в парадном мундире и мантии, и разогнать этих свихнувшихся на интригах баб к такому-то папаше, сидит тут и даже не в силах смотреть, что там твориться... И тянет это кислое пойло!
Погрузившись в эти мысли, Антонина не вполне поняла робкое высказывание Анны, выделив лишь ключевые слова «не надо» и «пороть».
Вначале она хотела было сказать, что пусть только Милисента вернется, и ее не только никто и пальцем не тронет, но ей все простят...
А потом вдруг словно ледяное дуновение обожгло ее.
...Пара минут в течении которых Анна Снежнецкая была крепко схвачена за руку, и коротко допрошена, а затем перстень, приложенный к идентификатору консоли, и нажатие ряда клавиш.
– Канцелярия? – сухо осведомилась Антонина. Текст указа о принцессе – мне на терминал.
С минуту она вчитывалась в возникшие на экране строки, чувствуя закипающее в груди желание высадить в ни в чем не повинный монитор полную обойму бластера.
Кто??! Кто посмел??! Кто осмелился изготовить эту фальшивку, из за которой ее дочь решилась на побег??!
Нечеловеческими усилиями она сдержала вопль ярости, загнала внутрь закипающую лаву готового пробудиться вулкана.
К счастью, Анна – и без того изрядно струхнувшая – не видела ее обращенного к экрану лица, в противном случае – немедленно удрала бы куда глаза глядят.
– Передайте изображение подлинника, – распорядилась она, со стороны слыша свой голос – на удивление холодный и бесцветный.
Пока жалко суетящаяся, как потревоженная старая мышь, генеральный архивариус канцелярии искала подлинник, Антонина думала – что ей делать дальше.
Спокойно и собрано она решила про себя, что того, кто все это организовал, она лично убьет, и тот успеет пожалеть, что вообще родился на свет.
Перед ее глазами очень ярко и живо встало зрелище искаженного нечеловеческими муками лица Катарины де Орсини, лишившегося своей знаменитой на всю империю красоты, руки явственно ощутили тяжесть пыточных клещей, а ноздри – запах горящей человеческой плоти.
Но вот, наконец, бланк именного указа с гербом лег перед камерой, и она механически включила увеличение.
Не может быть... Все верно – порка, разжалование(Великая Матерь – что за бред!)... Ниже – все обычные знаки подтверждения подлинности, сертификат автоматической проверки почерка...
Но... как???
И тут она вспомнила все. Вспомнила момент, когда, думая о гареме и маге, небрежно водила пером по бумаге, вспомнила, как так же небрежно смахнула два оставшихся бланка в ящик стола, не думая ни о чем...
Встав, она отодвинула ящик. Да, так и есть – оба бланка – на стражницу и на де Сент-Люсия, лежат на месте, ждущие ее резолюции.
Выходит, все из-за нее, из-за того, что увлекшись мыслями об очередном самце, она подписала не ту бумагу??!
И никто не попытался образумить ее, не бросился к ней – мол, что творишь, идиотка?! Что же за подданные у нее?
О, Богиня, за что ты так караешь несчастную дочь свою??!
Анна с ужасом смотрела на свою повелительницу, по лицу которой было ясно даже ей, что именно сейчас та разреветься, если вообще не начнет биться в истерике.
И в этот момент тишину покоев нарушил громкий и настойчивый гудок вызова. Не обычный, и даже не срочный. Тот самый, глухой и прерывистый зуммер боевой связи, который в данной ситуации мог значить только одно...
Борт легкого охотника «Пассата», каюта Михайлова.
Шуршащий звук открываемой двери каюты, заставил лежащего без сна капитана поднять глаза.
На фоне освещенного дежурными лампами коридора он увидел изящный девичий силуэт.
Милисента? Но зачем?
Нельзя сказать, что мыслей на эту тему у него не возникло, но с другой стороны, подобная прыть как будто не вязалось с тем, что он успел о ней узнать.
– Добрый вечер, – несколько растерянно (и эта предательская растерянность, к стыду, прозвучала в его голосе) произнес он.
Молча кивнув и улыбнувшись в ответ, девушка парой ловких движений выскользнула из комбинезона.
Под комбинезоном оказалось – что его слегка и на короткий миг удивило – не стандартное нижнее белье женщин-военнослужащих – короткий зеленый топик, и такие же плавки, а тонкая, и видимо, довольно дорогая комбинация.
Но уже через совсем короткое время, когда Милисента сняла комбинацию, ему уже стало не до того – в чем была одета девушка, пришедшая в его каюту.
...В глазах его она явственно различила некоторую робость – ту, которая отличала амазонийских мужчин в подобные моменты. В таких случаях, старшие подруги советовали не теряться, а переходить в наступление, не давая жертве опомниться. Именно это она и сделала, юркнув к нему под одеяло, и заключая в объятия. Он видимо, хотел сказать еще что-то, но она заткнула ему рот поцелуем...
Некоторое время все происходило, как она привыкла, но потом, он завладел инициативой (сказать по правде, она не особенно возражала и не препятствовала).
Еще несколько минут, наполненных тихими вздохами и ласковыми движениями – и Милисента обнаружила, что осуждаемая амазонийской моралью и «Федерацией сексуального просвещения молодежи» поза, когда женщина находиться внизу, имеет много достоинств.
Его руки нашарили ее маленькую тугую грудь, и всецело завладели ею.
Он крепко прижимал ее к себе, гладил упругие бедра и тонкую талию.
Прикосновение к плоскому, восхитительно упругому животу заставило Александра забыть обо всем. А ее руки необыкновенно нежно скользили по спине, животу, груди, потом еще ниже... От этих легчайших прикосновений жар растекался по всему телу Александра.